В игре ее конный не словит. В беде — не сробеет, спасет: коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!». Эти стихи Некрасова точно про меня. Женщина я статная, сильная, костью широкая и лицом пригожая — чернобровая, румяная. Одним словом — кровь с молоком! Ну, и натура у меня выносливая, характер твердый — всегда своего добиваюсь. Однако напролом не лезу, в житейских делах иногда женские хитрости применяю — умею свою стать и красоту себе на благо обратить. Хотя, если честно, какое там благо? Так, одни обиды и слезы...

Ради сыночка

Замуж я выходила по сильной страсти — молодая была, горячая. В итоге не убереглась — залетела. Хорошо хоть мой избранник порядочным оказался — замуж позвал.

Первые три года жили дружно, а потом, когда сыночек подрос, я вышла на работу. Ну и не прошла испытания свободой, пустилась во все тяжкие — загуляла от мужа. Но все тайное, как говорится, становится явным: супруг застал меня с любовником и подал на развод. Затем были раздел имущества, судебные тяжбы и лишения разведенной женщины с маленьким ребенком на руках. Нет, бывали, конечно, и маленькие радости, ведь жить без мужчины я не привыкла. Да и обетов целомудрия не давала, поэтому случались всякие романчики, так сказать, для души и здоровья ради. Однако если серьезно, то подспудно я всегда тянулась к уверенным в себе и сильным, на мой взгляд, мужчинам, чтобы обрести в их лице защиту и опору.

Но как, же я жестоко ошибалась! Несмотря на мимолетные увлечения, самой большой радостью для меня, разумеется, был сын Кирюша — ему, и только ему, я дарила заботу, внимание, и, конечно, всю нерастраченную любовь. Кирилл вырос, отслужил в армии и вернулся под мое крыло. Я тогда ипотеку взяла и купила нам с ним новую двухкомнатную квартиру. Тут бы и помощь взрослого сына пригодилась, чтобы рассчитаться с кредитом, но мой мальчик хоть вырос красавцем и богатырем, однако характером пошел не в меня — натурой слаб и безволен. То на одной работе поработает, то на другой, а чаще дома сидит — в компьютерные игры играет. Поувещевала я сына, повоспитывала, да толку — как об стенку горох. Пришлось самой впрягаться в работу, чтобы расплатиться с долгами. Устроилась на завод, где больше платят. А что делать? Раз такого слабого духом сыночка воспитала, приходится самой расплачиваться за свои ошибки и вкалывать на тяжелом производстве с раннего утра до позднего вечера.

А на работе между тем начали происходить совершенно дикие дела: в погоне за оптимизацией и сокращением издержек начальство вон из кожи лезет, рабочий класс эксплуатирует, беспределы творит.

Часть людей сократили, а на оставшихся взвалили их обязанности. В общем, работать мы стали в разы больше, а зарплаты прибавили на копейку. Кроме всего прочего увеличили число надсмотрщиков над простыми работягами, внедрили систему доносов и так называемых сигналов — теперь каждый должен был стучать начальству о любом, даже незначительном промахе со стороны рабочего персонала. Придирками и изнурительными, а порой просто абсурдными требованиями довели психологическую обстановку в цехе до взрывоопасного состояния. А начальство и в ус не дует, знай себе напряга добавляет. Якобы стресс повышает производительность труда.

Ну, не глупость ли? Разве может издерганный человек о работе в положительных тонах думать и стремиться выполнять ее лучше?! Бросить бы к черту такую работу, да пойти некуда, и опять же кредит на мне удавкой висит. Совсем жизнь в тягость стала: дома сын бездельник, на заводе — одни надсмотрщики, погонялы и стукачи.

Не заносись!

Но тут вдруг неожиданно забрезжил слабый лучик надежды — стал приударять за мной мастер участка. Решила я ответить на его ухаживания. «Ну, и пусть, что женатый и собой неказистый. Где ж их теперь, неженатых, возьмешь?

Зато при должности, может, премию какую за квартал выпишет — все прибавка к зарплате». А вдруг и материально помогать станет? Ведь женщина я цветущая, молодая по сравнению с ним. А старые папики, как их называют, в наше время обычно содержат своих любовниц. Но ежели не захочет деньгами делиться, так я ему открытым текстом скажу, что за любовь такой горячей барышни, как я, платить надо. Шутка, конечно, но на помощь облеченного властью мужчины я, конечно, рассчитывала.

Однако все получилось по-другому. Василий Иванович оказался человеком не жадным, однако счет денежке знал. Ухаживать, конечно, ухаживал, но деньгами не сорил, тратил их с умом и с пользой для себя. Умопомрачительных подарков не делал, но знаки внимания оказывал: то в гости придет со своим угощением, то цветочки преподнесет. Но чтобы вывести меня в ресторан — не допросишься. Правда, однажды колечко золотое подарил, но по моей горячей просьбе. А вот чтобы путевку на море купить или оплатить очередной мой взнос за кредит — так это ни-ни.

«Ты, Мария, сильно не заносись,. — наставительно поучал меня Вася, — баба ты, конечно, яркая, горячая, но уже не первой свежести. Было б тебе лет двадцать, тогда бы я, может, и взял тебя на полный пансион, а ведь уже сорок с хвостиком. Так что «сама-сама».

«Сама так сама. Уже научена решать житейские проблемы и финансовые вопросы. Выкручусь как-нибудь, мне не привыкать, — успокаивала я себя, — но, и ты, старый пень, не обольщайся на счет себя. От твоей молодецкой удали один пшик остался. Но бросать тебя пока не буду — с паршивой овцы хоть шерсти клок, а на безрыбье и рак рыба». Пять лет я оставалась в любовных отношениях с Василием. Особой радости и выгоды мне эта связь не доставляла, но хоть какое-то разнообразие в серую жизнь вносила. И на том, как говориться, спасибо. Но постепенно наши отношения сошли на нет. Вася сильно сдал за эти годы, одряхлел, стал жаловать на здоровье и вообще превратился в зануду и старую развалину. Расстались мы по-хорошему, почти по-дружески.

Ты мне подходишь

Я по-прежнему сутками пропадала на ненавистной работе, а в свободное время хлопотала по хозяйству и пыталась перевоспитать сына. Теперь прямым текстом говорила, что ему пора обзаводиться своей семьей. Да какое там! Ему работу лень искать, не то, что подругу жизни целенаправленно подбирать. Да и кому он нужен — бездельник! Так, видимо, со мной и останется до конца дней.

И тут вдруг начальник цеха буквально огорошил бесцеремонным предложением. Он вызвал меня в кабинет и без обиняков сказал: «В общем, так, Мария Ивановна, давно я присматривался к тебе и решил: подходишь мне в любовницы. Баба ты в самом соку, и я орешек крепкий. На конфеты и букеты времени у меня нет, да и желания тоже. Я человек дела, не привык серенады под окном распевать. Если согласна, поедешь вечером со мной на дачу. А нет — и суда нет. Но советую крепко подумать над моим предложением».

Я, конечно, растерялась от такой категоричности, если не сказать наглости. Но выбора у меня не было: ведь он начальник, человек сильный, со связями! Может, и мне чем поможет. Да и что теряю — чай, уже не девочка! И я согласилась.

Дача у Петра Николаевича была шикарной — трехэтажный особняк, с сауной и бассейном. И угощение он выставил изысканное: потчевал деликатесами и ягодной наливкой домашнего приготовления.

Но не успела я толком освоиться на новом месте, как он потащил меня в супружескую спальню. Любовником он оказался так себе, да и грубый. Петру Николаевичу было уже 67 лет, но вот обходиться с женщинами он не умел. Или не хотел, вел себя со мной, как руководитель с подчиненной — просьб и добрых обращений не признавал, все только приказы, даже в постели повелевал. Спустя какое-то время стала тихонько намекать Петру Николаевичу, дескать, ни в чем ему не перечу, все прихоти исполняю, пора бы и подарками меня побаловать.

Мечты, мечты...

— Что? — взревел начальник, — Вымогательством решила заняться? Такие женские штучки со мной не проходят! Шиш тебе, а не подарки! Радуйся тому, что я обратил на тебя внимание.

— Ну, тогда и тебе — шиш! — не стерпела я — Тоже мне, половой гигант сыскался. Покруче тебя найдутся.

Петр Николаевич удивленно уставился на меня. Не привык, что ему противоречат. Крякнул, почесал затылок, потом расхохотался:

— А ты баба бойкая, за себя постоять умеешь. Нравятся мне такие. Ладно, всему свое время. Не будешь сильно брыкаться, выгоду свою поимеешь.

На том и порешили. Спустя время он повысил меня в должности, перевел из цеха на бумажную работу и зарплату прибавил. Но по-прежнему относился ко мне как к вещи: хочет — в руки возьмет, хочет в угол швырнет. Он привык так с людьми обходиться: кто у него в подчинении — командует, а кто повыше рангом — с теми заискивает, угождает. Так что не везет мне с мужчинами, все скупердяи и слабаки попадаются. Ни один из них не утешил, доброго слова не сказал, не говоря уже о реальной помощи. Одна радость — сыночек мой наконец-то на хорошую работу устроился, приличные деньги стал зарабатывать. «Теперь мы с ним выплатим все долги по кредиту. И вот тогда брошу и ненавистную работу, и грубого шефа-любовника, устроюсь по любимой специальности — воспитателем в детский сад», — мечтала я.

Но не тут-то было: мало того, что мой Кирюша нашел девушку и стал тратить почти все деньги на нее, так и сам кредит взял — машину купил. А мои мечты так и остались мечтами. Опять придется одной воевать с целым миром и самостоятельно выкарабкиваться из всех передряг. А так хочется почувствовать себя настоящей женщиной — слабой, защищенной и счастливой, рядом с мужчиной, за которым как за каменной стеной... Но, увы. Пока все остается по-прежнему.