Раиса Владимировна стояла у плиты, нарезая овощи для салата. Тридцать девять лет — каждое утро одно и то же. Она посмотрела на свои руки: морщинистые, с выпуклыми венами — руки женщины, которая всю жизнь заботилась о других. Сегодня все изменится.
Вчера она забрала документы из юридической консультации. Аккуратная папка лежала в верхнем ящике комода, под стопкой свитеров. Три листа, способные перевернуть всю жизнь. Ей вспомнилось, как молодой юрист смотрел на нее с недоумением:
— В вашем возрасте разводиться?
— Именно в моем, — ответила она тогда. — Пока еще есть силы жить для себя.
Сейчас, стоя на кухне, она в который раз прокручивала в голове предстоящий разговор. Много лет она репетировала эти слова. Сначала в мечтах, потом в зеркале. А теперь настало время произнести их вслух.
Она оглядела кухню — маленькое пространство, ставшее центром ее вселенной на долгие годы. Каждая вещь здесь напоминала о бесконечных часах, проведенных в заботах о муже.
— Прошенька, завтрак готов! — привычно позвала она, расставляя тарелки.
Последний раз. Больше не будет этих завтраков, этого "Прошенька", этого притворства.
Прохор Алексеевич вошел на кухню, как всегда, в отглаженной рубашке — дело рук Раисы. Сколько их было, этих рубашек? Тысячи. Каждую она гладила особенно тщательно, хотя давно знала — не для нее эта красота.
Он сел за стол, развернул газету и погрузился в чтение, не замечая жену. Как всегда. Как каждый день на протяжении последних тридцати девяти лет. Словно она была частью кухонной мебели — привычной, незаметной, необходимой.
Необходимой ровно настолько, чтобы создавать комфорт. Чтобы готовить, стирать, гладить, убирать. Чтобы обеспечивать надежный тыл для его выходов "в свет".
Разговор
— Проша, нам нужно поговорить.
— М-м-м? — промычал он, не отрываясь от газеты.
— Я подала на развод.
Тишина. Оглушительная тишина.
Газета медленно опустилась. Прохор Алексеевич уставился на жену, словно увидел ее впервые за все эти годы. А может, и правда впервые?
— Что ты сказала?!
— Я подала на развод. Хватит. Я больше не могу и не хочу.
— Ты с ума сошла? — его голос дрогнул. — Какой развод? У нас же все хорошо!
Раиса Владимировна грустно усмехнулась. Хорошо. У НИХ все ХОРОШО. От этого слова во рту появился горький привкус.
— Хорошо? А как насчет Веры Николаевны?
Он побледнел, но она продолжала:
— И Зинаиды из бухгалтерии? И Тамары Сергеевны с третьего этажа? И Людмилы из планового отдела? И той молоденькой практикантки пять лет назад? — каждое имя она произносила четко, словно забивала гвозди. — Сколько раз ты задерживался на работе? Сколько раз были внеплановые командировки? А эти звонки якобы от начальства по выходным? Думаешь, я не знала, куда ты на самом деле уходишь, когда говорил про важные совещания?
Воспоминания
В памяти всплыли десятки моментов. Вот она находит в кармане его пиджака чужую расческу. Вот слышит, как соседка шепчется с подругой: "Опять Прохор Алексеевич с молоденькой секретаршей в кафе сидел".
Вот дочка спрашивает: "Мама, а почему папа так поздно приходит?"
А сколько было ночей, когда она не спала, прислушиваясь к шагам на лестнице? Сколько раз проверяла его рубашки, находя следы чужой косметики? Прохор Алексеевич замер. Вилка выпала из его дрожащих пальцев.
— Ты... ты знала?
— Конечно, знала. Всегда знала, — ее голос звучал спокойно, слишком спокойно. — Думаешь, почему я брала дополнительные смены в больнице? Чтобы не сидеть дома одной, зная, где ты и с кем.
Признание
Он попытался взять себя в руки:
— Раечка, ну что ты... Это все в прошлом. Мы же столько лет вместе...
— Именно поэтому я и молчала, — она отвернулась. — Ради детей, ради внуков, ради того, что скажут люди. А теперь — все. Я вышла на пенсию. Дети выросли. Внуки тоже растут. Хочу пожить для себя.
— Но как же я? Куда я пойду?
— Квартира моя, мне все равно куда ты пойдешь. Хоть к Вере Николаевне, хоть куда.
— Нет больше никаких "мы". Собирай вещи и уходи.
Сборы
Собирать вещи оказалось неожиданно просто. Тридцать девять лет совместной жизни уместились в два чемодана и спортивную сумку.
Раиса Владимировна методично складывала его рубашки — те самые, что гладила все эти годы. Каждое движение было точным, выверенным, словно она выполняла привычную работу. Только раньше она складывала эти вещи в шкаф, а теперь — в чемодан.
Прохор Алексеевич следил за ее действиями с растерянным видом. Он все еще не мог поверить, что это происходит на самом деле. Его уверенность в незыблемости привычного уклада рушилась с каждой сложенной в чемодан вещью.
— Может, обсудим все? — попытался он снова начать разговор.
— Нам больше нечего обсуждать.
Разговор с сыном
Перед уходом он позвонил сыну:
— Олег, можно я у вас поживу немного? Мать меня выгоняет.
— Что случилось? — в голосе Олега звучала тревога.
— Я подала на развод, — ответила Раиса Владимировна, взяв трубку.
— Мама, это правда?
— Да, сынок. Я устала быть домработницей при муже, который всю жизнь изменял мне.
В трубке повисла тяжелая пауза.
— Папа, ты правда думал, что я не знаю о твоих поступках? — голос Олега стал жестким. — Жить у нас не сможешь. И не проси.
— Но я же прописан у вас! — возмутился Прохор Алексеевич.
— Подавай в суд, если хочешь. Только тогда забудь, что у тебя есть сын.
Новая жизнь
Изменения пришли не сразу. Первые дни Раиса Владимировна просто сидела в непривычно просторной квартире, прислушиваясь к новым звукам своей одинокой жизни.
А потом начала действовать.
Первым делом завела рыжего кота Василия. Всю жизнь мечтала о питомце, но Прохор Алексеевич был против. Теперь пушистый проказник заполнил квартиру своим присутствием, спал в кресле и гонялся за солнечными зайчиками.
Записалась в бассейн — раньше такие траты казались немыслимыми, все деньги уходили на семью. Теперь два раза в неделю она наслаждалась свободой движений в воде.
Впервые за долгие годы она начала думать о себе. О своих желаниях, о своих мечтах. Оказалось, что у нее их много — только припорошенных годами самоотречения.
Внуки обожали бывать у бабушки. Пятилетняя Настенька и семилетний Костик могли часами играть с Василием, а потом слушать бабушкины истории.
— Бабуль, а почему дедушка к нам больше не приходит? — спросила как-то Настенька.
— Потому что бабушка и дедушка теперь живут отдельно.
— А так можно?
— Можно, солнышко. Иногда так даже лучше.
Встреча соседок
Соседки, конечно, судачили. Как же — такая приличная пара, тридцать девять лет вместе!
— В ее возрасте все менять... — качала головой Анна Петровна.
— Эгоистка! О муже бы подумала, — вторила Галина Семеновна.
А третья соседка, Софья Михайловна, неожиданно заступилась:
— А что ж о ней никто не думал все эти годы? Молодец! Не побоялась жизнь изменить.
Раиса Владимировна только улыбалась, проходя мимо шепчущихся соседок. Она больше не нуждалась в чьем-то одобрении.
Прохор Алексеевич ушел к Вере Николаевне — той самой, с которой у него был многолетний роман. Она приняла его, но без особой радости.
Одно дело, встречаться изредка, и совсем другое — делить с ним каждый день. Вера Николаевна быстро поняла, что романтические встречи два раза в неделю сильно отличаются от постоянного совместного быта.
Последняя встреча
Однажды она встретила Прохора Алексеевича возле дома. Он осунулся, постарел, выглядел неухоженным. Оказалось, жизнь у Веры Николаевны оказалась совсем не такой, как он представлял.
Она требовала с него деньги за проживание, заставляла готовить, убирать, ходить по магазинам. То, что раньше делала для него Раиса Владимировна, теперь приходилось делать самому, да еще и для Веры Николаевны.
— Раечка, может... — начал было он.
— Нет, — твердо ответила она и прошла мимо.
Разговор с дочерью
Вечером к ней заехала Лена.
— Мама, я папу видела. Плохо выглядит.
— Это его выбор, доченька. Всю жизнь он думал только о себе. Пришло время и мне так пожить.
Елена обняла мать:
— Я горжусь тобой. Ты научила меня, что никогда не поздно начать уважать себя.
А Раиса Владимировна думала о том, как удивительна жизнь. В ее возрасте многие боятся перемен, а она расцвела. И пусть некоторые осуждают — она впервые за долгие годы чувствовала себя по-настоящему свободной и счастливой.
Каждое утро теперь начиналось не с обязанностей, а с радости. Радости быть собой, жить для себя, дышать полной грудью. Оказалось, что жизнь только начинается, стоит лишь позволить себе быть счастливой.
Свежие комментарии