Историю Анны и Максима, живших в соседней съемной квартире, я наблюдал исподволь, по случайным встречам в лифте, по обрывкам разговоров на лавочке у подъезда. Казалось бы, обычная пара: она — бухгалтер, он — где-то работает, кажется, в какой-то риэлтерской конторе. Но дьявол, как водится, скрывался в деталях.
Анна всегда производила впечатление женщины собранной, даже чуть загадочной. Одевалась скромно, часто в одном и том же пальто, но всегда чисто и опрятно. В её глазах читалась усталость, та самая, копившаяся годами, что не смывается ни хорошим сном, ни выходным днём. Максим же, напротив, всегда был оживлён, его глаза горели каким-то особым огнём, когда он рассказывал о том, что ему нравилось.
Однажды осенним вечером я столкнулся с ними в подъезде. Максим, сияя, показывал Анне какую-то маленькую коробочку.
— Смотри, какая красота! — восторженно говорил он, открывая её. — Полушка 1864 года! Редкость невероятная!
В коробочке лежала маленькая, потёртая монетка. Анна молча смотрела на неё, и на её лице была не улыбка, а какое-то странное, застывшее выражение — смесь печали и смирения.
— Да, интересно, — тихо сказала она. — И на это ушло половина нашего бюджета?
— Копейки, для такой драгоценности! — отмахнулся Максим. — Настоящая инвестиция в будущее! Они только дорожают.
Тогда я впервые понял, в чём заключалось его увлечение. И понял, откуда у Анны вечная усталость в глазах и то самое поношенное пальто. Её зарплата бухгалтера, аккуратно разложенная по статьям бюджета, видимо, имела одну большую, неучтённую графу — «коллекция мужа».
Всё решил один случай, как это часто и бывает. Их собака, старый добрый лабрадор по кличке Марс, внезапно заболел. Нужна была срочная, дорогостоящая операция. Для Анны эта собака была не просто питомцем. Долгими вечерами, когда Максим был вечно занят своими делами, именно Марс сидел у её ног, клал морду на колени и смотрел на неё преданными глазами. Он был единственным, кто отвечал на её заботу безраздельной любовью.
Помню, я зашёл к ним как-то вечером, чтобы оставить ключи от квартиры перед отъездом. Дверь открыла Анна. Лицо её было бледным от бессонницы, глаза заплаканы.
— С Марсом беда, — объяснила она коротко. — Нужна операция. Я прошу Максима продать хоть часть его коллекции, ведь это наш общий резерв, по сути.
Из комнаты донёсся возмущённый голос Максима:
— Это не резерв, это инвестиции! Их нельзя трогать! Ты что, не понимаешь? Сейчас не выгодно их продавать! Возьми в долг у подруг, у своих родителей!
Анна ничего не ответила. Она лишь посмотрела на меня, и в её взгляде было столько стыда и отчаяния, что я поспешил ретироваться. В ту ночь она обзванивала все клиники в городе, ища самый дешёвый вариант, готовая влезть в долги, лишь бы спасти того единственного, кто по-настоящему был ей предан.
Развязка наступила наутро. Я этого не видел, но тётя Катя, наша неизменная хранительница домашних хроник, потом в красках пересказала сцену, ставшую финальной точкой.
Вернувшись с прогулки, она увидела Максима на лестничной клетке. Он сиял, как ребёнок, получивший новую игрушку.
— Катерина Викторовна! — окликнул он её. — Представляете, какая удача! Приобрёл серебряный рубль 1924 года! Сохранность превосходная!
Он показал ей очередную монету в пластиковом холдере, а она смотрела на него и думала о том, что его жена в этот самый момент, вероятно, плачет в ветеринарной клинике, пытаясь собрать деньги на операцию своему старому псу. В его радости, в этом сиянии глаз, была какая-то чудовищная, нечеловеческая глухота.
Анна, вернувшись из клиники, куда она всё-таки отвезла Марса. Вечером, когда Максим, довольный, сел ужинать, она поставила перед ним на стол не тарелку с горячим, а миску. Ту самую, из которой обычно ел Марс. В миске лежал дешёвый сухой корм.
— Что это? — не понял Максим.
— Это твой ужин, — спокойно сказала Анна. — Твои инвестиции в будущее, Максим, выглядят именно так. Мою зарплату я отныне буду вкладывать в настоящее. В себя и в тех, кто от меня не отвернётся в беде.
Она не кричала, не упрекала. Она просто констатировала факт, словно подводя итог многолетнему отчёту, в котором нашлась роковая ошибка.
Марса прооперировали. А брак, как тот самый рубль 1924 года, оказался всего лишь кусочком металла, не имеющим настоящей ценности. Максим ещё какое-то время жил в квартире, ходил растерянный, пытался что-то говорить, но Анна его больше не слышала. Она будто перестала быть ему бухгалтером, ведущим учёт его иллюзий.
Спустя месяц я увидел, как она выгуливает выздоровевшего Марса. Шла она легко, купила себе новое, красивое пальто. А Максим, говорят, так и остался со своей коллекцией. С теми самыми «инвестициями в будущее», которые в один прекрасный день обернулись для него полным банкротством в настоящем. Истинное же богатство — верность и тепло — он променял на блеск холодного металла. И остался у разбитой миски.
Свежие комментарии