От любви до ненависти один шаг.

Иванов понял это, когда его Петровой на собрании завода, за успешную сдачу годового отчёта, торжественно вручили путевку в Прагу.

Награждали супругу, но все почему-то кинулись поздравлять его.
Тем самым, помогая раздуть недоумение и смятение ещё больше.
Он наивно подумал, что она откажется и скажет, что ни за что на свете не поедет одна, без своего любимого Иванова.

Но Петрова спокойно взяла путевку, прижала ее к своей большой груди и поблагодарила всех за оказанную честь.

Дальше было как в тумане.
Ему жали руки, трясли за плечо, радостно заглядывали в лицо, как будто это они получили путевку в Чехию, а не его жена.
Мужики при этом восторженно кивали головами, завидуя его двухнедельной холостяцкой жизни.
В коридоре ему недвусмысленно подмигнула секретарь заводоуправления Людмила.

Накануне отъезда супруги, Иванов с котом Мурзиком молча наблюдали, как Петрова долго собирается, примеряя перед зеркалом свои бесчисленные мохеровые шапочки.

Она оставила ему немного денег на две недели, пакетики с едой для Мурзика и тёщу Палну в придачу.

По сложившейся традиции, они посидели на обшарпанном чемодане.
Когда стояли обнявшись, подражая героям из старых фильмов про любовь, он равнодушно рассматривал паутину в углу.
А потом Петрову увезло такси.
Он стоял и смотрел вслед исчезающим фонарям машины и до него дошло, что его кинули окончательно и бесповоротно.

Вся оставленная еда, закончилась на третий день и к Иванову пришло неотвратимое понимание того, что к хорошему привыкаешь быстро.
Кот ходил за ним по пятам и настоятельно требовал пищу, усиливая ненависть к Петровой.

К концу первой недели, в довершении всего, пришло чувство тоски и одиночества.
И он опять обвинил её в этом.
Петрова ничего об этом не догадывалась и присыла радостные селфи на фоне старинных замков и бокалов пива, усиливая тоску.

Иванову почему-то стало очень жалко себя.
Он представил себя маленьким мальчиком, которого забыли забрать из детского садика.

Вечерами он долго стоял у окна и смотрел с котом в окно на падающий снег и на Луну.
Ему неожиданно захотелось облечь всё увиденное в рифму.

Неожиданно, с проверкой наведалась тёща.
Она произвела беглый осмотр помещения на предмет присутствия следов чужого женского присутствия.
Пална увидела разбросанные по полу носки, полную пепельницу окурков на подоконнике, не заправленную постель и гору немытой посуды в раковине и почему-то обрадовалась.
Потом она заглянула в пустой холодильник и ужаснулась.
Быстро сбегала на ближайший рынок и притащила оттуда большую свиную голову.

Теперь ужаснулись Иванов с Мурзиком.
Они спрятавшись за косяком двери подсматривали, как она столовой ложкой препарирует свиную голову, отделяя от неё кусочки мяса и бросает в кастрюлю на плите.
Кот фыркал на свиное рыло и жался к ногам хозяина.

После её ухода, Иванов с котом аккуратно вылили суп в унитаз.

Потом они опять сидели у окна и голодные смотрели на Луну.
Изредка, зудел телефон.
Он косил взглядом.
Сообщения закадычного дружка Сидорова, напрашивающегося в гости, перебивали фото радостно улыбающейся супруги Ивановой из далёкой Чехии.

На следующий день, тёща придя и увидев пустую кастрюлю, снова побежала на рынок за новой свиной головой.
Это было невыносимо и началу второй недели Иванов принял решение уйти из дома и больше никогда не возвращаться.

В довершении всего, Петрова написала, что ей срочно нужно выслать денег.
Он чертыхнулся, сплюнул от обиды и пошел занимать к Сидорову.

Закадычный дружбан, понимая весь драматизм происходящего, по быстрому соорудил стол и разлил водку по стаканам.
Иванов давился бутербродом с колбасой и плача жаловался приятелю на отъезд супруги, на тоску, на снег, на свиную голову.
Сидоров, напившись, понимающе икал.
Ему впервые за несколько дней стало тепло на душе.
И он решил покончить со всем этим как можно скорее, до приезда Петровой.

Собранные вещи стояли у входа.
Иванов сел за стол и начал писать прощальное письмо.
Он задумался.
Хотелось в стихах и чтобы было трагично.
Чтобы Петрова читала, плакала и жалела себя и корила свою несчастную жизнь за то, что потеряла его навсегда.
Но получалось пафосно и высокопарно, как у раннего Пушкина в лицее.
Иванов скомкал третий листок и обнаружил, что кроме туалетной, другой бумаги больше нет.

В это время ключ в дверях провернулся и в проёме неожиданно появилась Петрова.
— Чем это так пахнет в квартире? - спросила она так, словно и не уезжала никуда.
Иванов с Мурзиком повели носами, принюхиваясь.
А Петрова уже вычищала гору котовых какашек в лотке.
— Почему сумка в дверях стоит?
— Аааа,...в стирку хотел сдать, — нашёлся Иванов.

Потом она быстро сбегала в магазин и вскоре дома запахло борщом, котлетами и теплом.
Мурзик блаженно лежал оттопырив отъевшееся пузо.

Иванов делал вид, что ничего особенного не произошло.
— Фотки тебе отсылала весёлые, чтобы ты радовался за меня и не грустил, — ворковала Петрова. — А самой грустно было! Все гуляют по Праге, а я про тебя думаю!
Она стала выкладывать на стол гостинцы из чемодана.
— Не выдержала! Решила пораньше приехать! Вот и понадобились деньги!

— Не зачем было это! — решительно и твердо сказал Иванов. — Чего мы тут, без тебя не справились бы что ли?! - ногой задвинул подальше листки с прощальными стихами.

Потом они пили чай с импортным печеньем и он думал, что поэты, в сущности своей несчастные люди.
И что ему уже расхотелось писать стихи.
А ещё он подумал, что от ненависти до любви тоже всего один шаг...