Рассказы о себе людей с аутизмом. Часть 1

Я считал себя вполне обычными ребенком. Правда, мне было тяжело понять, чего от меня хотят другие: я не считывал намеки, взгляды, интонации и мимику, не понимал, почему нужно следовать определенным правилам поведения (например, не шуметь в больнице).

Сейчас я знаю, что люди — конформисты, легко общаются между собой невербально и почему-то сразу понимают друг друга. Мне пришлось этому учиться осознанно. Например, сарказм я начал понимать только к 30 годам.

Лет в 12 я увидел фильм «Человек дождя», в котором у одного из главных героев был аутизм. Меня заинтересовало не поведение этого героя — я себя так никогда не вел, — а его способность производить в уме сложные арифметические расчеты. Я с детства очень легко запоминаю массивы данных: чтобы выучить стихотворение, мне достаточно прочитать его один раз. Хорошая память — следствие постоянного мыслительного процесса. У меня в голове появляется ощущение слова в пространстве, его образ — примерный размер, первая и последняя буква и его значение. Одно слово тянет за собой другое, как фокусник — платки из шляпы. В таком виде сохраняются огромные массивы информации, вплоть до книг. Я запоминаю логические цепочки, то есть все, что можно нанизать на канву по какой-то методологии. 

Ребенком я любил читать научные книги — медицинские и технические справочники, энциклопедии. Разбираться в схемах и цифрах было для меня удовольствием, потому что это было понятно. Художественную литературу тоже читал, но выборочно: мне никогда не нравилось, когда персонажи вели себя нелогично.

Я часто перекладывал книги на полках по авторам и темам, по цветам, по алфавиту. Когда у меня появился компьютер, я и там все раскладывал по папкам, упорядочивал. Однажды я украл из библиотеки «Теорию ракетных двигателей» и выписывал из нее абзацы, потому что хотел сконструировать ракету. 

Если я отвлекался от своих специальных интересов — по сути хобби, — в голове всплывало, что я что-то не доделал или мог сделать лучше, и сразу хотелось вернуться к начатому. Это желание было очень сильным, даже мучительным. Я с нетерпением ждал конца уроков, чтобы заняться любимым делом, и не просто погружался в работу, но менялся сам и пытался подстроить под свой интерес окружающий мир. Моим интересом мог стать и фильм, например, «Гаттака» — посмотрев его, я начал понимать, что такое бить в цель. Меня очень вдохновила фраза одного из героев: «Когда мы плыли в море и берег становился все дальше, я победил тебя потому, что не берег силы на обратный путь». Кстати, фильмы и книги научили меня понимать, чего хочет от меня человек и что он чувствует. Я постоянно анализировал окружающих: мне нужно было посмотреть на мимику человека, послушать, что он говорит, сопоставить с картотекой в голове и сделать выводы.

Любимым делом я мог заниматься весь день, но сосредоточиться на том, что казалось мне неинтересным, было очень тяжело. Поэтому в школе я на «отлично» знал историю, географию, математику, а, например, по русскому языку у меня были «двойки» и «тройки». На физкультуру я не мог ходить: меня с детства напрягал шум, толпы людей, и мне была очень неприятна влажная одежда. Все это высасывало из меня энергию, мне хотелось сбежать куда-нибудь в тихое место. Я испытывал сильный стресс.

Несмотря на отличные оценки по сложным предметам, меня считали тупым и хотели оставить на второй год, но в итоге в десятом классе перевели в вечернюю школу для совсем слабых учеников. Я не мог себя заставить пойти в школу, где надо мной издевались одноклассники или были алогичные предметы, из-за которых я чувствовал дискомфорт. Начал прогуливать. Но наш учитель географии заметил, что я могу хорошо учиться, и сказал, что если я буду прогуливать школу, он каждый раз будет сообщать об этом моей матери. А я не хотел ее тревожить: недавно умер мой отец, и ей хватало поводов для переживаний. Я ходил в школу через силу, но закончил ее с хорошими оценками и до сих пор благодарен за это своему учителю.

Взаимодействие с людьми всегда было для меня сложным. После школы я поступил в медуниверситет, но не смог ходить туда из-за издевательств одногруппников, и меня отчислили. Потом была армия — ад! Ты не понимаешь, что от тебя хотят, что нужно делать, а за любой проступок тебя наказывают физически. 

Моя самооценка сильно пострадала от этого всего, а мне хотелось стать успешным. Я решил, что пора менять свою жизнь, и начал работать над собой. Я стал уделять внимание своей речи, учился говорить правильно, красиво. Понял, что у всех людей разный темп речи, разный словарный запас. Я копировал речь людей, их поведение, жесты. Долго упражнялся перед зеркалом или сидел в кресле и беседовал сам с собой. Эти упражнения оказались очень полезными. Я выучил, как надо себя вести с несколькими типами людей — гопниками, с которыми сталкивался на улицах, коллегами и образованными людьми. Для коммуникации с каждым типом людей я примерял на себя определенный образ, надевал маску. 

Также я начал приучать себя к жизни в дискомфорте. До этого я иногда не мог заставить себя выйти в супермаркет, даже если дома было нечего есть, ведь там много людей, шумно и жарко. Я заставил себя ходить в магазин, много общаться с людьми, даже если мне не хотелось. Я поступил в строительный вуз, выбрав специальность инженера — очень востребованную в моем городе. Кроме того, я любил точность, и мне всегда хотелось созидать. Во время учебы я наблюдал, как ведут себя другие, слушал сокурсников, которые советовали в определенной манере общаться с тем или иным преподавателям, чтобы он меня понял. Обычно это помогало. 

Сейчас я работаю инженером в крупной компании, я на хорошем счету, прилично зарабатываю, и никто не может сказать, что я какой-то другой. Я хожу на корпоративы, даже если мне это тяжело физически. Если я расслабляюсь и перестаю себя контролировать, то быстро откатываюсь назад. Например, в прошлом году после отпуска в Европе, в тишине и покое, мне было очень тяжело что-то делать и общаться с коллегами.

Из-за постоянного самоконтроля и напряжения, к 30 годам у меня появилась гипертония, начала болеть голова. Я понял, что нужно защищать свой организм от перегрузок. Со временем выработалось множество правил. Например, в общественных местах я практически всегда хожу в берушах или наушниках с активным шумоподавлением, не включая музыку, ношу одежду, приятную телу, с хорошей терморегуляцией и т. д.

Я попросил свою девушку сразу объяснять мне все ее чувства прямым текстом, проговаривать обиды и прочее. Она согласилась. С тех пор мы вместе и почти не ссоримся

Я пытался обсуждать свое состояние с мамой, но это бесполезно. Мама считает, что я вполне обычный человек. В ее понимании, у меня все нормально: руки-ноги на месте, не пью, успешен в работе.

Что касается личной жизни и друзей, долгое время я был один. В первоначальном общении я использую заготовку, как я уже говорил, действую по шаблону, которые подсмотрел у других людей или в фильмах, или же который выработал сам. Я стал гением мимикрии. Но в тесном общении я вел себя по-разному, используя разные шаблоны, а потом начинал повторяться. Людей раздражала эта ненастоящесть, и отношения рушились.

Отношения с женщинами тоже не были долгими. Я понимаю, что такое любовь, но никогда ее не чувствовал. У людей это происходит инстинктивно, а мне эту любовь надо включать через мозг. У меня есть только инстинкт позлиться-покричать, если меня что-то начинает раздражать — но я сдерживаюсь. Мои эмоции очень примитивны, это базовый набор. Меня это злит, потому что я чувствую себя неполноценным, ущербным. Потому что из-за этого я упустил множество возможностей. Мои девушки меня не понимали. Если я говорил, что устал и хочу побыть один, они обижались, думали, что я им, например, вру или у меня есть какие-то скрытые мотивы. Никто не понимал мои слова буквально. Но четыре года назад я повстречал свою невесту и почти сразу сказал ей, что у меня нет большого спектра эмоций, что я могу не понять, почему она, например, грустит. Я попросил ее сразу объяснять мне все ее чувства прямым текстом, проговаривать обиды и прочее. Она согласилась. С тех пор мы вместе и почти не ссоримся. Однажды я сказал ей, что она мой лучший друг. Это стало для нее откровением.

Четыре года назад мне на глаза попался текст про великих людей с аутистическими расстройствами. Мне захотелось узнать больше об этих расстройствах, и я начал изучать медицинские справочники и научные статьи по теме. Я понял, что аутичность может проявляться по-разному (а не только как показывают в фильмах типа «Человека дождя», с героями которых я себя никогда не ассоциировал), начал анализировать свое прошлое и задумался о наличии у себя РАС. Я несколько раз проходил тесты, последний — в центре для детей-аутистов, где была услуга платного тестирования для взрослых. Все они показали у меня легкую форму аутичности. Но тесты показывают не то, каким человек родился, а то, каким он стал. А аутичные люди эволюционируют со временем. С психологами я не общался, потому что они во всем ищут какие-то скрытые мотивы и не понимают меня. Однажды в медуниверситете психолог попросил нас нарисовать что-нибудь. А я давно хотел нарисовать Мону Лизу (я бездарен как художник, но очень хорошо срисовываю), увидев ее портрет в справочнике. И вот психолог меня спрашивает: «А почему ты выбрал именно ее? А вот этой деталью ты что хотел сказать?» и т. д. Он не понимает, что я просто буквально повторил картину, которая мне понравилась… Вообще, диагностировать меня теперь бесполезно, потому что моя аутичность сейчас почти никак не проявляется. 

Я понимаю, что многого был лишен. Если бы я был таким, как сейчас, в 26 лет, я бы гораздо больше всего успел и сделал. Но я хуже понимал людей и упустил множество шансов и возможностей. Так что я не очень доволен, что у меня аутизм. Да, я аутичный, это часть меня, но это не значит, что я должен любить эту часть. Я хочу ее изменить, и у меня это постепенно получается.