Еду на поезде. Ночь, жара, липкий воздух. Окна, разумеется, не открываются, кондиционер где-то хрипит за стенкой, но толку от него никакого. Пахнет железом, человечьим потом и недопитым чаем из дешевых пакетиков. Всё, как полагается.
Пытаюсь найти своё место. Номер три, у окна. Подхожу — а там уже сидит женщина. Лет под шестьдесят, не меньше. Лицо усталое, равнодушное. Видно, жизнь её уже попутешествовала вдоль и поперёк. Она смотрела в окно с таким видом, будто место ей завещали.
Я вежливо:
— Простите, это моё место. Третье, у окна.
Не успел закончить, как с другого сиденья поднялась дама — яркая, как новогодняя ёлка. Юбка в цветах, на шее толстая цепь. Цыганка. Сразу перешла в наступление и влезла в чужой разговор:
— Вон сколько мест хороших, садись куда хочешь!
Голос у неё был звонкий, как набат, да и выражение лица соответствующее — мол, кто ты такой, чтобы свои права качать.
Я обернулся, посмотрел на неё спокойно:
— В чём проблема?
Она, ещё громче:
— Вон сколько мест хороших, садись куда хочешь!
Пару секунд мы смотрели друг на друга. Я пожал плечами:
— Вот и сидите, где хотите.
Развернулся обратно. Женщина с моего места нехотя поднялась, сложила свои пожитки в какой-то пакет и ушла куда-то вдоль вагона как будто искать, туда, где уставшие люди спят на боковушках, а чьи-то ноги свешиваются в проход. Я сел. Положил голову к окну. Поезд тронулся, и монотонная качка потянула меня в сон.
Проснулся на рассвете от шума. Голоса, топот, щелканье замков. В вагоне началась суета. Проводница — какая-то незнакомая, из другого вагона — заглянула в наш. Бегло оглядела пассажиров, сверилась с бумажкой и тихо сказала:
— Подъезжаем к Димитровграду. Кому надо — готовьтесь.
Тот, кто сидел на месте цыганки, сонный, в мятой футболке, поднялся и начал собирать вещи. Видно, его разбудили заранее. А наша героиня, гордая в цветах, спала мёртвым сном, развалившись поперёк сидений намного дальше.
Поезд стоял на станции минут десять. Потом дёрнулся и снова потащился вдоль бесконечных полей. Тут цыганка очнулась. Оглянулась. Увидела в окне зелёные холмы вместо родного вокзала.
И тут началось.
Она подняла крик — громкий, залихватский, на всю округу. Плакала навзрыд. Всплескивала руками. Причитала так, будто её не только не высадили, но и последнюю надежду украли.
Оказалось, сидела она всё это время не на своём месте. Проводник пришёл, разбудил того, кто там по списку числился. Разбудил честно, по инструкции. А цыганку никто будить не собирался: не нашёл её ни по билету, ни по совести.
Теперь сидела в углу, утирая нос подолом, и повторяла одно и то же:
— Не разбудили... не разбудили...
Я смотрел на неё, слушал её причитания и, признаться, едва удерживался от смеха. Потому что если уж судьба и любит учить людей, делает это всегда весело и публично.
Поезд мчался дальше, вагоны поскрипывали. Люди дремали в своих креслах, кто-то разгадывал кроссворд, кто-то запивал печенье растворимым кофе. А в углу сидела цыганка в цветастой юбке и пыталась понять, в какой момент мир её так беззастенчиво обманул.
И я подумал: поезда — они вообще очень честные места. В поездах каждый рано или поздно оказывается именно там, где ему положено быть. Даже если поначалу ему кажется, что всё наоборот.
Свежие комментарии