В скверике возле высокого жилого дома мерзавец насиловал девчонку…
На балконы высыпали возмущённые люди, распахнулись окна, послышался хор возмущённых голосов. Самые решительные ринулись вниз в лифтах и по лестницах…
Когда они оказались в скверике, то преступника уже и след простыл, он успел проворно проделать манёвр, известный а народе под названием «дать дёру»…
Тут же подъехали, вызванные по телефону, машины «скорой помощи», полиции, вездесущей прессы.
- Кто видел преступника?
- Я!.. Я!.. Я!.. – прозвучал дружный хор.
- Что вы можете о нём сказать?
- Это был негр!!!
Орава журналистов:
- Фи-и, при чём тут национальность? Вы что, расисты?
- Но мы все видели, что это был именно негр.
- Это слово оскорбительное, его нельзя употреблять.
- Мы другого не знаем, с детства нас учили, что в Африке живут негры. Насиловал девочку – негр.
- У преступности нет национальности, её мог изнасиловать человек любой национальности!
- Но в данном случае это же был негр, почему нельзя об этом прямо сказать?
- Следует быть политкорректными. Вы разжигаете межнациональную ненависть, а это уже уголовно наказуемое деяние. Пахнет экстремизмом!
Инспектор что-то старательно зачеркнул в своём блокноте и продолжил опрос:
- Что ещё вы можете сказать о преступнике?
Жильцы переминались с ноги на ногу, растерянные. Худощавый пенсионер выступил вперёд:
- Я мог бы сказать, что это был мужчина, но боюсь погрешить против политкорректности, ведь нельзя дискриминировать человека по половому признаку: все у нас - и мужчина, и женщина - перед законом равны. Преступность не может иметь как национальности, так и половых признаков! Так что извините, я ничего не видел и ничего не знаю.
Затем слово взяла женщина:
- Тогда преступность не может иметь и возраста, мне показалось, что насильник выглядел лет на двадцать пять, но говорить не буду, чтобы остаться политкорректной и не погрешить против толерантности. У преступности нет возраста! И не может быть, как и национальности, половых признаков!
Ветеран с медалью на пиджаке продолжил:
- У преступности не может быть роста и веса. Я видел, что преступник был ростом около метра восьмидесяти и весом не менее восьмидесяти килограммов, но говорить не буду, ведь нельзя допускать дискриминации по росту или весу: высокий или низкий, полный или худой – все должны быть равны перед законом!
Представители прессы, правозащитники зааплодировали. Оперативники почесали головы, потом осторожно поинтересовались:
- Кто ещё может хоть что-то рассказать о насильнике? А что вы знаете о его жертве, девочке?
Правозащитники и журналисты хором прокричали:
- Ах, как вы неполиткорректны! Учим вас, учим, а вы всё в толк не берёте: нельзя так прямо указывать на половую принадлежность.
- А как же можно о ней говорить? – чуть ли не плачущим голосом произнёс полицейский. – Мне же протокол писать нужно…
Наступила тишина. Одна из правозащитниц неожиданно вспомнила:
- Я где-то недавно прочитала, что в США теперь вместо слова «женщина» употребляют политкорректное «вагинальная американка».
- Я что, должен написать «вагинальная россиянка»? – оторопел полицейский. – Да ни за что! Я лучше рапорт подам и пойду хоть грузчиком на рынок. Сосед Котенянц давно зовёт? Говорит, что у него буду зарабатывать впятеро больше!
Журналисты и правозащитники отвели глаза и стали расходиться по-английски, незаметно и не прощаясь.
Пенсионер про себя тихо заметил:
- Вот за это их называют кривозащитниками и толерастами.
Но его слова мало кто расслышал.
Полицейские какое-то время переминались с ноги на ногу, а потом заметно смущённые уехали.
На следующие дни газеты были полны разгромных статей о ещё неизжитых в народе проявлениях экстремизма, фашизма, ксенофобии, расизма и прочих видов неполиткорректного и нетолерантного отношении к «гостям». Не отставало и телевидение. Также много было критики нерадивой полиции, которая не умеет расследовать преступления и потому многие преступники остаются безнаказанными. Даже переименование милиции в полицию, как ни странно, не помогло!…
Завязалась дискуссия.
Свежие комментарии