Я часто езжу на поездах. Это как терапия: ты вроде бы ещё не в отпуске, но уже не на работе. Один раз даже подумал, что мог бы жить в плацкарте. Недолго, конечно — неделю-две. Пока не съедят.
Однажды я раскусил простую схему. Верхние полки дешевле. Нижние — дороже. Это знает каждый, кто хоть раз попадал в ад под названием «динамическое ценообразование». Я, например, с этим смирился и просто покупаю нижнюю. Мне туда легче забираться — рост у меня не как у Наполеона. А ещё можно спать, не боясь свалиться ночью и начать новую жизнь на полу.
Но есть категория пассажиров, для которых деньги — это не валюта, а повод для воспитательной работы. Бабушки. Много лет назад они спасали Родину. Теперь пытаются переселить меня на верхнюю полку.
— Молодой человек! А давайте поменяемся. Вы же мужчина, — говорит бабушка, вытаскивая из сумки варёные яйца и моральное превосходство.
Я не спорю. Я даже не возражаю. Я достаю билет.
— Смотрите, ваше место стоило 2450. Моё — 3640. Разница почти тысяча двести. Я вам уступаю, но с доплатой. Никакой политики. Только экономика.
И тут наступает момент истины. Бабушка изучает мой билет так, будто там прописан код к сейфу с сокровищами Эрмитажа. Потом молча залезает на верхнюю полку. Тяжело, но гордо. Почти как герой романа Толстого, только с авоськой.
Иногда думаю: а вдруг однажды бабушка достанет кошелёк и скажет: "Ну хорошо, вот ваши 1190, давайте меняться." И тогда мне придётся согласиться. Потому что я же обещал. Потому что справедливо. Потому что — да что уж там — я не против меняться. Я против манипуляций. И пусть виноват в этом хоть президент. Американский.
Но по этой теме был еще момент раньше, абсолютно параллельный.
Есть у нас в поездах одна непреложная истина: если ты выглядишь младше, чем твой сосед по купе — готовься отдать полку. Проверено.
Вот и зашла однажды в вагон женщина. Ей — шестьдесят с хвостиком. Мне — чуть больше двадцати. Она посмотрела на мой билет, потом на моё лицо и говорит с лёгким одобрением:
— Последний билет был. Верхняя. Поменяемся?
Я, как в кино, посмотрела на остальных. Все замерли в ожидании великого акта человеческой доброты. И я уступил. Да не в этом дело.
На следующей поездке в вагон зашёл дедушка. Сумка, палка, в глазах суровая Сибирь. У меня снова нижняя полка. Он молча закидывает багаж наверх. Я уже по инерции говорю:
— Может, уступить вам моё место? Вам же неудобно будет лезть.
Он посмотрел на меня так, будто я предложил ему инвалидную коляску.
— Да я, внучок, десять километров в день прохожу! Отжаться? Пожалуйста! — и полез наверх, будто всю жизнь репетировал именно этот трюк.
А потом он сидел с нами за столиком, ел борщ из пластиковой миски, рассказывал истории про советский автопром, как будто они были частью великой эпопеи, и травил анекдоты, от которых даже проводница хихикала, уткнувшись в чайник.
И я подумала: вот таким бы быть в семьдесят. С крепкими руками, независимым характером и рассказами, которые интересно слушать даже после 500 километров железной дороги.
Свежие комментарии